— Прошу прощения, — сказала фигурка, — Миша — это вы?

— Миша — это я.

Даже в полутьме автобуса можно было разглядеть удивительной красоты лицо с большими зелеными глазами, вздернутым носиком и чуть припухшими губами. Кончики вьющихся светло-русых волос защекотали мой лоб.

— Кто вы, нежный ангел? — поинтересовался я.

— Рита. — Лицо улыбнулось. — Мы с вами имели удовольствие беседовать по телефону.

— Какая, все же, сволочь, — покачал головой я.

— Что?!

— Алешка Жаворонков — сволочь.

— Я смотрю, вы очень любите вашего друга, — Рита снова улыбнулась.

— До беспамятства. Я привезу ему из Бельгии дюжину бутылок пива и каждую из них разобью об его идиотскую голову.

— За что такая немилость?

— За то, что он сказал, будто вам сорок лет.

— В самом деле, сволочь. Мне всего тридцать девять.

— Врете!

— Странная у вас манера делать комплименты…

— Это потому что я изыскан до грубости. Слушайте, Рита, садитесь рядом со мной. Пассажиры спят, рассказывать им что-либо бессмысленно. А вам одной я расскажу такое.

— Историю Бельгии?

— Да хоть Новой Зеландии. Какая вам разница.

— Расскажете позже. И не мне, а всему автобусу. Отдыхайте, я должна вернуться к мужу.

— А зачем? — Я попытался остановить ее. — Он, небось, тоже спит без задних ног.

— Да, Максик уснул.

— Максик? — изумился я. — Вы с котом путешествуете?

— Почему с котом? Макс — это мой муж.

— Спаси и помилуй, — сказал я. — Ну и нравы у вас в семействе.

— А что вам не нравится?

— Что мне не нравится? Мне не нравится война в Югославии и селедка под шубой.

— И причем тут моя семья? Мы Югославию не бомбим.

— А селедку под шубой готовите?

— Так, — сказала Рита, — у меня, кажется, дежавю недельной давности. Очень вас прошу, отдыхайте, Миша. Когда надо будет, я вас разбужу.

С тем она и удалилась. Я и в самом деле заснул и проспал пару часов. Разбудили меня тусклые лучи ноябрьского утреннего солнца, неохотно пробивавшиеся сквозь завернутое в тучи небо и конопатое от засохших дождевых капель окно автобуса. Большинство пассажиров также успели проснуться, и теперь оживленно наливали себе из термосов кофе и чай, с шумным удовольствием пили и закусывали бутербродами. Я почувствовал голод, а поскольку сам я не запасся ни едой, ни напитками, люди стали вызывать во мне раздражение. Когда раздражение мое готово было перерасти в ненависть ко всему роду человеческому, послышалось потрескивание микрофона, а за ним голос Риты:

— Доброе утро, дорогие мои! Надеюсь, вы успели немного вздремнуть. Сейчас девять часов утра, около двенадцати мы должны прибыть в Брюссель. А пока наш германский экскурсовод скрасит нам оставшиеся часы поездки увлекательным рассказом о стране, в которую мы направляемся. Прошу вас, Миша!

Под вежливые аплодисменты я встал и направился в голову автобуса. Рита передала мне микрофон, улыбаясь одними губами и поглядывая на меня с некоторой тревогой.

— Молитесь, — тихо произнес я, весело ей подмигнув.

Она покачала головой и села на свое место.

— Уважаемые дамы и господа, — торжественно начал я, — через час наш автобус пересечет границу Германии и Бельгии. Название «Бельгия», к слову сказать, имеет древние римско-эллинские корни и происходит от латинского «белла», что означает «прекрасная», и греческого «гея», то есть «богиня земли», или просто «земля». Следовательно, «Бельгия» в переводе на русский — «прекрасная земля», в чем нам в самое ближайшее время предстоит убедиться.

Краем глаза я заметил, что несколько экскурсантов отложили бутерброды, достали блокноты и ручки и прилежно записывают за мною всю эту околесицу.

— Кхм-кхм, — послышалось чье-то покашливание.

«А нечего жевать, когда я повествую», — подумал я и продолжил:

— Впрочем, наиболее дотошные этимологи полагают данное прочтение неверным и склоняются к версии, что первая часть названия восходит к латинскому «беллум», что означает «война». То есть «Бельгия», по их мнению, — «земля войны».

Я усмехнулся. Несколько пассажиров снисходительно хихикнули, как бы отметая подобную глупость. Я решил наказать их за излишнюю самоуверенность.

— Что ж, — сказал я, — в этом предположении есть свой резон. На сравнительно малой бельгийской территории то и дело велись войны. Вспомните сражение при Ватерлоо, газовую атаку близ города Ипра и, конечно же, всем вам известную битву под Гентом.

Часть пассажиров многозначительно закивала, припоминая.

«Странно, — подумал я, — выходит, эта битва не мне одному приснилась».

— Кхм-кхм, — кашлянул все тот же голос.

«Хоть бы кто его по спине похлопал, чтоб он не подавился своим бутербродом», — заботливо подумал я и вновь продолжил:

— На битве под Гентом мне хотелось бы остановиться подробнее. Это было одно из самых жестоких и кровопролитных сражений в истории Средневековья. Сопоставить с ним можно разве что битву при Креси во времена Столетней войны. Но та произошла много раньше и никак не связана с историей Бельгии, поэтому не будем отвлекаться. Под Гентом сошлись в поединке армия гезов принца Оранского и отборные войска испанского короля Филиппа Второго, коими предводительствовал герцог Альба. Любопытно, что цветом Оранского дома был, что не удивительно, оранжевый, «альба» же в переводе с латыни означает «белый». Поэтому некоторые историки называют битву под Гентом «оранжево-белой битвой», хотя, — я нахмурился, — по-моему, война — не лучший повод для острословия. Особенно если учесть, что в этом сражении полегло в общей сложности около пятидесяти тысяч человек.

Мне жутко хотелось есть, моему мысленному взору представлялся кусок бифштекса с жареным луком, и воображение мое с каждой секундой делалось все свирепее. Я описывал Гентское сражение с такими кровожадными подробностями, что некоторым дамам в автобусе стало не по себе. Тогда я решил подпустить немного романтики и рассказал о кузине принца Оранского, в которую якобы влюбился грозный герцог Альба.

— К сожалению, — вздохнул я, — история эта, вместо того, чтобы приблизить войну к развязке, сделала ее только длительней и ожесточенней.

— Почему? — удивился чей-то женский голос.

— Потому что связь эта получила огласку и дошла до ушей ревнивой герцогини Альба. Можете себе представить, что за скандал она учинила своему супругу?.. И тому пришлось сражаться с удвоенной яростью, чтобы отвести от себя подозрения. Увы, мужчины всего лишь воюют, но подталкивают их к этому женщины. Вся история тому свидетельство. Вы не устали?

Пассажиры протестующе загомонили, давая понять, что готовы слушать дальше.

«Какое-то сборище мазохистов», — подумал я.

Чтобы проверить свою гипотезу насчет мазохизма публики, я рассказал о том, как кузина принца Оранского, не вынеся вероломства герцога Альбы, покончила собой. Послышались вздохи, некоторые всплакнули. Я решил еще сгустить краски и, пылая от негодования, поведал о том, как герцог расправился с побежденными гезами. Слушатели негодовали вместе со мной. Еще немного, и я сплотил бы их в маленькую армию, готовую броситься в бой с испанцами.

По счастью, в это время автобус остановился на заправочной станции с магазинчиком и бистро, и Рита объявила, что у нас есть полчаса, чтобы справить свои дела, перекусить и перекурить. Я выскочил из автобуса и первым делом с наслаждением затянулся сигаретой. Рита подошла ко мне.

— Знаете, — сказала она, — ваш друг Алеша, хоть вы и называете его сволочью, оказался прав: вы действительно хороший рассказчик. Я заслушалась. Признайтесь, вы оканчивали исторический факультет?

— Боже упаси! — ответил я. — Я закончил летное училище.

— Правда? — удивилась Рита. — А почему же вы…

— Почему не летаю? Высоты боюсь.

Рита покачала головой.

— Не могу понять, — сказала она, — когда вы врете, а когда говорите правду.

— Как будто я это могу понять, — вздохнул я. — Кофе хотите?

— Спасибо, я уже позавтракала.